08.04.2021
Почти четверть уголовных дел прекращается судами по так называемым нереабилитирующим обстоятельствам. Бывшие обвиняемые по ним остаются в неопределенном правовом положении – они не признаны виновными, но и не оправданы. Такие лица могут лишиться имущества и вынуждены нести многие другие ограничения, некоторые – пожизненно.
08.04.2021. АПИ — Согласно действующему Уголовно-процессуальному кодексу РФ, преследование подозреваемого прекращается в случае истечения срока давности, в связи с объявлением амнистии, примирением с потерпевшим, деятельным раскаянием и по ряду иных оснований. Формально такой гражданин не является судимым. Однако само по себя согласие на прекращение уголовного дела по факту рассматривается как опосредованное признание вины.
Освобожденные от уголовной ответственности и не оправданные граждане во многих случаях вынуждены нести бремя осужденных. В частности, суд может конфисковать имущество, которое следствие сочло вещественным доказательством или орудием совершения преступления.
В такой ситуации оказался проживающий в Германии российский коллекционер Александр Певзнер, уличенный в попытке контрабандного ввоза в Россию картины Карла Брюллова «Христос во гробе». Уголовное дело прекратили за истечением срока давности, но оцененное в 9,4 млн рублей полотно было конфисковано и передано Государственному русскому музею. Подтверждая легитимность такого изъятия, Конституционный суд России не усмотрел нарушения презумпции невиновности и прав собственности. Ведь, соглашаясь на прекращение уголовного дела, обвиняемый как бы заключает с государством публично-правовой договор (sui generis – уникальное, лат.) о передаче признанного вещественным доказательством или орудием совершения преступления имущества. «Если собственник выражает свое согласие на изъятие принадлежащего ему имущества, то конфискация в значительной мере утрачивает свойство принудительности», – констатировала высшая инстанция (АПИ подробно писало об этом деле – Презумпция конфискации).
Также служители конституционной Фемиды сочли допустимым взыскание с не признанных виновными в преступлениях руководителей компаний причиненного бюджету ущерба, в том числе недоимки по налогам. При этом высшая инстанция признала, что «решение о прекращении уголовного дела не подменяет собой приговор и не является устанавливающим виновность обвиняемого актом» (читайте – Налогонеплательщиков обяжут заплатить).
Также все «квазиосужденные» вносятся в базу данных МВД России, а сведения о факте неоконченного уголовного преследования отражаются в справках о судимостях. Причем такая информация хранится, даже когда граждане обвинялись в ныне не являющимися преступлениями деяниях (например – мужеложстве, участии в антисоветской организации и других).
Эта информация проверяется при получении разрешения на оружие, трудоустройстве в полицию, в школы, детские сады и иные учреждения и на должности, предполагающие работу с подростками, в ряде других случаев. А Трудовой кодекс РФ запрещает допускать к педагогической деятельности граждан, обвинявшихся в ряде преступлений и согласившихся с прекращением уголовного дела по нереабилитирующим обстоятельствам. Такие лица не вправе заниматься деятельностью в сфере санаторно-курортного лечения и высшего образования, продавать театральные билеты, распространять и демонстрировать кинофильмы, предоставлять услуги гостиниц, фитнес-центров, музеев и библиотек, театров и работать во многих других сферах.
Неоднократные попытки бывших обвиняемых очистить свою историю не увенчались успехом. Например, отклоняя иск не имеющего ни одной судимости Бориса Чепусова, Верховный суд России констатировал, что законодательство не предусматривает уничтожение данных о фактах уголовного преследования. «Указание в справке сведений о факте прекращения уголовного преследования не означает установления виновности лица в совершении преступления, не противоречит действующему законодательству и само по себе не ограничивает право на труд и (или) осуществление предпринимательской деятельности», – констатировала высшая инстанция. В другом аналогичном деле высшая инстанция пришла к выводу, что содержание и объем подлежащей внесению в справку информации «соответствуют целям обработки персональных данных, направленным на недопущение представления неполных сведений о судимости при трудоустройстве или занятии предпринимательской деятельностью в соответствующих сферах».
Не удалось избавиться от «черной метки» бывшему сотруднику омской милиции Александру Бендалову. В 1994 году его уличили в должностном преступлении, но возбужденное уголовное дело было прекращено в связи с передачей его в товарищеский суд (суд офицерской чести). Хотя все подтверждающие это документы были уничтожены за давностью хранения, служители Фемиды не усмотрели оснований не доверять внесенным в базу данных сведениям (АПИ писало об этом деле – Бывшему капитану милиции не удалось исключить из досье совершенные четверть века назад «грехи»).
По логике законодателей, спорные ограничения прав граждан связаны с добровольностью сделанного ими выбора. Ведь прекращение уголовного дела невозможно без согласия самого подсудимого, и, следовательно, делая такой выбор, он должен осознавать и его последствия. Более того, служителям Фемиды предписывается предупреждать обвиняемых, в частности, об изъятии их имущества, признанного вещественным доказательством. «Если такого согласия не получено, то рассмотрение продолжается в обычном порядке, который может завершиться, в числе прочего, и вынесением обвинительного приговора с освобождением осужденного от наказания», – отмечается в постановлении Конституционного суда России.
Некоторые «квазиосужденные» оспаривают постановления о прекращении уголовного преследования. Так, в угрозе убийством обвинили читинца Григория Родионова, являющегося председателем краевой Общественной наблюдательной комиссии (ОНК). В кассационной жалобе он заявил о самооговоре: соглашаясь на примирение с потерпевшим, подсудимый поддался на уговоры адвоката. Однако позже защитника лишили статуса, так как он имел поддельный диплом о высшем юридическом образовании и судимость за тяжкое преступление. Поскольку свободно выраженного и осознанного согласия обвиняемого на прекращение уголовного дела получено не было, суд признал его право на защиту нарушенным. При рассмотрении дела по существу Григория Родионова признали виновным и приговорили к обязательным работам, но освободили от отбывания наказания по истечению срока давности.
Уличенный в нарушении Правил дорожного движения житель Иркутской области Сергей Егоров не отрицал добровольного и осознанного согласия с прекращением уголовного дела за примирением с потерпевшим в аварии Сергеем Подскребышевым. Рассматривая его гражданский иск о возмещении причиненного вреда, суд пришел к выводу о признании ответчиком вины в дорожно-транспортном происшествии. «Хотя решение о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию по своему содержанию и правовым последствиям не является актом, которым устанавливается виновность обвиняемого, оно предполагает основанную на материалах расследования констатацию того, что лицо совершило содержащее все признаки состава преступления деяние», – заключил Иркутский областной суд, подтверждая взыскание с экс-обвиняемого 100 тысяч рублей.
Более 618 тысяч рублей взыскали с жительницы Челябинской области Фаузии Каировой. Для получения сертификата федеральной целевой программы «Жилище» она скрыла факт раздельного проживания членов семьи. Такое деяние квалифицировали как мошенничество, но обвиняемая избежала приговора благодаря объявленной к юбилею Победы в Великой Отечественной войне амнистии. «Прекращение уголовного дела вследствие акта об амнистии не освобождает от обязательств по возмещению нанесенного ущерба», – констатировал Челябинский областной суд. Такое же решение было принято и в отношении уличенной в коммерческом подкупе Елены Воробьевой: «Имея право на судебную защиту и публичное состязательное разбирательство дела, Воробьева сознательно отказалась от доказывания незаконности уголовного преследования и связанных с этим негативных для нее правовых последствий. В том числе в виде необходимости возмещения вреда, причиненного преступлением в объеме, указанном в постановлении о прекращении уголовного дела».
Нотариус Кабардино-Балкарии Мадина Эристова обвинялась в превышении должностных полномочий: по версии следствия, она сфабриковала документы, причинив компании «Роснефть» и «Россельхозбанку» ущерб в 163,5 млн рублей. Но за истечением срока давности уголовное дело прекратили, тогда как нотариальная палата потребовала лишить статуса недобросовестного члена. «Эристова М.А. совершила умышленное противоправное действие, содержащее признаки предусмотренного статьей 202 Уголовного кодекса РФ преступления, уголовное преследование за совершение которого в отношении нее прекращено по нереабилитирующим основаниям», – отмечается в решении суда.
Согласно Уголовно-процессуальному кодексу РФ, самостоятельным основанием для прекращения уголовного дела является смерть подозреваемого или обвиняемого. Но это далеко не всегда устраивает их близких – в такой ситуации умерший по существу признается совершившим противоправные деяния. Более того, известны случаи, когда недобросовестные сотрудники правоохранительных органов «вешали» на мертвых нераскрытые или совершенные «прикрываемыми» лицами преступления. Окончательный и даже не оспариваемый фактический приговор принимался в недрах ведомства.
Еще в 2011 году Конституционный суд России признал право близких ушедшего в мир иной обвиняемых и подозреваемых не соглашаться с прекращением уголовного дела и требовать полноценного расследования и вынесения приговора. «Незаконное или необоснованное уголовное преследование – это одновременно и грубое посягательство на человеческое достоинство», – отмечается в постановлении высшей инстанции.
Юристы неоднозначно приняли такие выводы. Некоторые, в частности, вспоминали Папу римского Стефана VI, который в 897 году устроил так называемый «Трупный синод»: выкопанное из могилы и уже частично разложившееся тело его предшественника посадили на скамью подсудимых, подвергли допросу и признали виновным.
Однако на практике постановление Конституционного суда России позволило восстановить справедливость и защитить многих необоснованно обвиненных. Одним из первых реабилитированным в таком порядке оказался 15-летний петербуржец Никита Леонтьев, который якобы пытался вырвать сумку у нетрезвой женщины. Забившие его до смерти сотрудники милиции были осуждены, однако следствие отказалось снимать обвинение с самого подростка и настаивало на прекращении уголовного дела. Мать мальчика, Ольга Леонтьева, добилась судебного разбирательства, которое завершилось вынесением оправдательного приговора.
Вместе с тем практика рассмотрения «посмертных» дел остается противоречивой. Так, москвич Игорь Алешин еще в 2011 году был обвинен в хищении акций, которое квалифицировали как мошенничество в особо крупном размере. Следствие длилось более семи лет, в 2018 году обвиняемый умер. Одна из дочерей не согласилась с прекращением уголовного дела в отношении отца, но ее возражения были проигнорированы. Следователь отрицал, что на момент вынесения постановления получил обращение близких родственников, так как дочь подала заявление в прокуратуру, а не следователю. «Суд не усматривает таких оснований и для признания каких-либо действий следователя причиняющими ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затрудняющими их доступ к правосудию», – заключили служители Фемиды.
В то же время, игнорируя возражения матери умершего в следственном изоляторе аудитора консалтинговой компании Firestone Duncan Сергея Магнитского, Тверской районный суд рассмотрел возбужденное против него уголовное дело об уклонении от уплаты налогов и пришел к выводу о соучастии в совершенном вместе с партнером Уильямом Браудером преступлении. Правда, в резолютивной части приговор о виновности аудитора не упоминается – формально уголовное дело было прекращено в связи со смертью.
По данным портала «Судебная статистика РФ», в 2019 году по нереабилитирующим обстоятельствам суды прекратили уголовные дела в отношении 189,9 тысячи обвиняемых (22,7 процента от общего числа), за первую половину 2020 года – 88,1 тысячи человек (25,4 процента). Больше половины (56,3 процента) – в связи с примирением с потерпевшими.
Сергей Пашин, профессор кафедры судебной власти факультета права НИУ «Высшая школа экономики», федеральный судья в отставке
Презумпция невиновности произошла в древние времена от представления о порядочности окружающих людей (vir bonus – «муж добрый» римского права). Освобождать человека от признания его виновным в преступлении, возлагая на него дальнейшие правоограничения (изъятие имущества, запрет на профессию, порочащие пометки в разных картотеках), – это лицемерие. Комитет конституционного надзора СССР успел объявить нереабилитирующие основания прекращения уголовных дел нарушающими презумпцию невиновности, неконституционными.
Человек, попавший в жернова отечественной следственно-судебной системы, чаще всего находится в состоянии стресса, редко получает должную юридическую помощь, слабо осведомлен о своих правах и значении занятой им позиции. Этим и пользуются те, кто из ведомственных соображений, для галочки в отчетах и освобождения себя от бремени доказывания виновности лица склоняют страдающего и дезориентированного человека к уступке. Обвиняемый не рассчитывает на оправдание в суде. Поддавшись на уговоры, он избавляется от меры пресечения и от грядущей судимости. Но сиюминутное облегчение нередко оборачивается отсроченным поражением во многих правах.
Уголовное преследование мертвых – пережиток средневековья, занятие инквизиторов. Вспомним, например, дело папы Формоза на Западе и расправу над Иваном Милославским при Петре I. Однако ни в отечественной, ни в зарубежных правовых системах кончина предполагаемого нарушителя закона не препятствует установлению соответствующего юридического факта – действия (бездействия) или события. Такая процедура должна иметь целью достижение значимого правового результата: реабилитацию неправедно осужденного, установление «недостойного» получателя наследства, определение круга лиц, пострадавших от исполнения преступного приказа. Как правило, применимость такой процедуры ограничивается разумным сроком.
Полина Немчинова, юрист Адвокатского бюро «Забейда и партнеры»
Прекращение уголовного дела по нереабилитирующим основаниям допускается только с согласия подсудимого. Поэтому презумпция невиновности в таком случае не нарушается – обвиняемый вправе требовать подтверждения невиновности и, как следствие, имеет право на реабилитацию. Но в этом случае ему придется пройти через процедуру полноценного судебного разбирательства, по результатам которого невиновность будет либо подтверждена, либо опровергнута.
На практике до четверти подсудимых соглашаются на прекращение дела по нереабилитирующим основаниям. Для фактически причастных к вменяемому преступлению это наилучший выход. Но на прекращение может соглашаться и действительно невиновный подсудимый, не имеющий необходимых для защиты ресурсов (времени, средств, достойного адвоката), испытывающий недоверие к системе правосудия и, как следствие, – сомневающийся в перспективах процесса и реабилитации.
Дискуссионным остается вопрос посмертного рассмотрения уголовного дела. Лишение лица права быть реабилитированным посмертно противоречило бы основам демократического общества и современного уголовного процесса. Данное явление не является чисто российским изобретением – аналогичный механизм используется в других странах (например, в Великобритании). Особо актуален этот вопрос для стран, в которых применяется смертная казнь.