Рейтинг@Mail.ru
home

20.09.2021

Судебное языкознание

Каждому участнику судебного процесса гарантировано право изъясняться на понятном ему языке. По общему правилу заседания проходят на русском языке, но в республиках допускается использование и национальных. Тем не менее на практике требования о переводчиках нередко расцениваются как злоупотребление правом.

20.09.2021. АПИ — Согласно Конституции России, каждый имеет право на пользование его родным языком и на свободный выбор языка общения. Во время последней Всероссийской переписи населения только 0,6 процента проживающих в нашей стране признались, что не владеют русским языком. Примерно каждый десятый понимает один из языков народов Российской Федерации (татарский, чеченский, башкирский, чувашский или другой).

Мы сами не местные

Согласно федеральному закону, судопроизводство в арбитражных и военных судах, а также в высших инстанциях (Конституционном суде России и Верховном суде России), ведется исключительно на русском языке. В судах общей юрисдикции в национальных республиках допускается использование государственных языков соответствующих субъектов Федерации.

При этом не владеющим языком судопроизводства участникам спора гарантирована возможность давать объяснения, заключения, выступать, заявлять ходатайства и подавать жалобы на любом свободно избранном языке общения. Суд обязан разъяснить это право и по соответствующему ходатайству привлечь переводчика, услуги которого оплачиваются за счет федерального бюджета. Соответствующие положения закреплены в регулирующих гражданский, уголовный, административный и арбитражный процессы кодексах. Также на язык, понятный обвиняемым в преступлении или подозреваемым в административном проступке, должны переводиться следственные и судебные документы, протоколы о правонарушении и иные материалы.

Несоблюдение таких требований является грубым нарушением процессуальных норм, влекущим почти автоматическую отмену вынесенного решения. Причем обязанность выяснять владение языком участников спора возлагается на служителей Фемиды. Например, Верховный суд Республики Дагестан отменил постановление в отношении уличенного в нарушении миграционного законодательства гражданина Азербайджана Рашада Гулиева. «В материалах дела нет сведений о разъяснении судьей права выступать в суде на родном языке, а также пользоваться услугами переводчика. Таким образом, дело в отношении Гулиева Р.Н. рассмотрено с существенным нарушением процессуальных требований», – заключил республиканский суд. Впоследствии материалы дела вернули в миграционное ведомство, больше обвинения в отношении Рашада Гулиева оно не выдвигало.

Рассмотрев жалобу гражданина Армении Вигена Карапетяна, Краснодарский краевой суд установил, что при возбуждении дела об административном правонарушении у подозреваемого вопрос о нуждаемости в переводчике не выяснялся. «Таким образом, постановление о возбуждении дела об административном правонарушении не может быть признано допустимым доказательством по делу», – констатировали служители Фемиды. В связи с недоказанностью обстоятельств совершения вменяемого проступка подозреваемого признали невиновным.

Обвиняемым в организованной торговле наркотиками гражданам Украины Ивану Атаманюку, Виталию Бойченко, Алексею Булацу и Никите Черноморцу полиция и Советский районный суд Казани предоставили переводчика, на родной язык подсудимых были переведены подлежащие вручению процессуальные документы и приговор. Однако при рассмотрении апелляционной жалобы вопрос об участии переводчика даже не поднимался. «Допущенные судом апелляционной инстанции нарушения норм уголовно-процессуального закона являются существенными, так как повлияли на исход дела», – заключил кассационный суд, возвращая дело в районный суд.

Необычное решение было вынесено по делу жителя Якутска Иннокентия Константинова, обвиняемого в том числе в убийстве. Предварительное следствие изначально велось на якутском языке, основные документы переводились на русский. Однако суд первой инстанции вернул дело прокурору, указав на отсутствие перевода ряда протоколов. Кроме того, по мнению служителей Фемиды, само судопроизводство на национальном языке не позволит рассматривать дело в апелляционном и кассационном судах, находящихся за пределами республики.

Оспаривая это решение, и обвиняемый, и прокуратура настаивали на слушании дела на якутском языке, являющемся вторым государственным в Республике Саха. Отклоняя эти доводы, апелляционный суд пришел к выводу, что предварительное расследование и судебное разбирательство должны вестись на одном языке. В деле Иннокентия Константинова часть следственных документов были составлены на якутском, другие – на русском языке, далеко не всегда имелись соответствующие переводы. Кроме того, поскольку апелляционная и кассационная жалоба на приговор будут рассматриваться Верховным судом России, то предварительное расследование должно проводиться на русском языке. «Вышеуказанные нарушения принципа языка судопроизводства, допущенные при производстве предварительного расследования, безусловно свидетельствуют о нарушении прав и интересов обвиняемого, предусмотренных Конституцией России», – отмечается в определении Верховного суда Республики Саха (Якутия).

Понимаем, но не скажем

Согласно федеральному закону, знание или незнание языка не может служить основанием для ограничения прав граждан России. В отличие от иностранцев, владение россиянами русским языком по существу презюмируется. Ведь его изучение является обязательным условием получения среднего образования. Сдавать экзамен должны и получающие гражданство иностранцы.

Вместе с тем служители Фемиды исходят из концепции, что гражданин не владеет русским языком, если он не является гражданином России, не получил на русском языке общего или профессионального образования, не способен читать и писать по-русски, а также «не идентифицирует себя с русским народом». Более того, сами ходатайства о незнании языка или оспаривании вынесенных без участия переводчика решений суды нередко рассматривают как злоупотребления правом или так называемый пуризм (приоритет формального над существом).

Так, обвиняемая в мошенничестве сотрудница ростовской налоговой инспекции Наталия Дигай заявила о желании воспользоваться правом изъясняться на родном для нее корейском языке. Отклоняя это ходатайство, районный суд указал, что заявительница родилась на территории России, является ее гражданкой, получила в российском вузе образование, а до задержания находилась на государственной гражданской службе. Факт такого злоупотребления подтвердил и Конституционный суд России, отказавшийся рассматривать жалобу «кореянки».

На нарушение прав на использование родного языка в кассационной жалобе по гражданскому делу указывал и Эльман Куджаев, осужденный за четыре убийства и отбывающий пожизненное лишение свободы. По его утверждению, он относит себя к национальности «лезгин». Отклоняя эти доводы, суд констатировал, что истец является гражданином России, родился и в течение длительного времени проживает на территории страны, а уже 15 лет находится в местах лишения свободы. «С учетом конституционного права каждого на свободный выбор языка общения определение степени владения языком судопроизводства и ее достаточности для полноценного участия в процессе отдается на усмотрение самого заинтересованного в услугах переводчика лица. Тогда как ходатайств о необходимости воспользоваться услугами переводчика истец не заявлял, о том, что плохо знает и понимает русский язык, суду не сообщал. Напротив, участвовал в судебном заседании с использованием систем видеоконференцсвязи, пользовался всеми принадлежащими ему процессуальными правами (давал пояснения, отвечал на вопросы суда), проявляя знание русского языка», – констатировал кассационный суд.

В злоупотреблении уличили и задержанного на несанкционированном митинге сыктывкарского активиста Алексея Иванова, отказавшегося подписать протокол без перевода на язык Коми. Суд пришел к выводу, что наличие у правонарушителя российского гражданства свидетельствует о владении им русским языком. Вместе с тем дело было рассмотрено с участием переводчика.

Аналогичное решение было принято и по жалобе лишенного водительских прав за приведшее к аварии нарушение Правил дорожного движения петербуржца Гурама Пирцхалавы. В суде первой инстанции он также не заявлял ходатайств о переводчике и лично давал объяснения на русском языке. «Изложенные обстоятельства в совокупности свидетельствуют о том, что Пирцхалава Г.Х. владеет русским языком и понимал суть происходящего в ходе производства по делу, а также текст и смысл подписываемых им документов», – отмечается в решении суда.

Предъявивший иск к ООО «Газпром Межрегионгаз Майкоп» житель столицы Адыгеи Алия Безруков в первой инстанции подал ходатайство о проведении разбирательства на адыгейском языке, так как не обладает достаточными познаниями в русском. Судья Майкопского городского суда Римма Хагундокова отклонила заявленное на адыгейском ходатайство и удалила Алию Безрукова за попытку давать пояснения на его родном языке. Кассационная коллегия расценила такие действия как грубое нарушение права истца. Вместе с тем доводы жалобы об обязанности суда проводить слушание на адыгейском языке признали несостоятельными. «Избрание языка судопроизводства относится к полномочиям суда. В данном случае он должен был обеспечить участникам процесса только право делать заявления, давать объяснения и показания, заявлять ходатайства, подавать жалобы и выступать в суде на родном языке», – отмечается в определении кассационного суда. Правда при пересмотре деле представляющий истца отец – Аслан Безруков, подтвердил знание русского и отказался от услуг переводчика. За неоднократные нарушения порядка в заседании он также был удален, вместе с ним зал покинул и сын.

О незнании русского утверждал и обвиняемый в ряде преступлений военнослужащий Магомедэмин Вагабов, тогда как все следственные действия проводились без перевода на даргинский язык. На этом основании суд вернул дело прокурору. Оспаривая такое решение, сторона обвинения утверждала о злоупотреблении правом, так как Магомедэмин Вагабов учился в русскоязычной школе, выступая и отвечая на вопросы в судебном заседании продемонстрировал владение русским языком на достаточном уровне. В то же время было установлено, что обвиняемый закончил только пять классов общеобразовательной школы и имел слабую успеваемость. Допрошенные в суде преподаватели признались, что Магомедэмин Вагабов плохо владел русским, обучение фактически велось на даргинском языке, а в целях стимулирования ученика ему завышались оценки по русскому. «Вагабов проживал и работал в населенном пункте c однородным национальным составом, фактически обучался на даргинском языке в связи со слабым знанием русского, учебу в школе прекратил более 10 лет назад», – заключил окружной военный суд, подтверждая необходимость предоставления обвиняемому переводчика.

Тюремный толмач

В более сложном положении находятся заключенные. Действующий Уголовно-процессуальный кодекс РФ гарантирует почти всем осужденным право на телефонные разговоры, в том числе на иностранном языке. Причем такое право ни юридически, ни логически не связано с владением самим заключенным русским языком, так как он может быть действительно непонятным находящемуся на свободе собеседнику (родственнику, близкому или иному лицу).

Вместе с тем закон предусматривает контроль (прослушивание) телефонных разговоров обитателей исправительных учреждений с внешним миром. Согласно ведомственному регламенту, при использовании отличного от русского языка администрация колонии должна пригласить переводчика, услуги которого оплачиваются за счет федеральной казны. Аналогичные правила установлены и для находящихся под стражей подозреваемых и обвиняемых.

На практике реализация такого права сталкивается с проблемой найти дипломированного специалиста по порой не самым востребованным языкам в местах не столь отдаленных. В такой ситуации оказался находящийся под стражей в красноярском следственном изоляторе № 1 Беслан Хаутиев – за четыре месяца ему не удалось ни разу пообщаться по телефону с матерью, которая владела только ингушским языком. Беседа на нерусском языке немедленно прерывалась осуществляющим прослушивание контролером, а предоставить возможность разговора на ингушском администрация отказывалась ввиду отсутствия возможности найти переводчика.

Отклоняя иск обвиняемого, районный суд пришел к выводу об отсутствии у следственного изолятора обязанности обеспечить переводчика. Подтверждая это решение, апелляционная коллегия указала на отсутствие доказательств нарушения прав истца на общение с родственниками. В свою очередь, кассационный суд признал такую позицию ошибочной. «Отсутствие у учреждения возможности предоставления переводчика не может являться основанием для необеспечения права лица, содержащегося под стражей, на общение на родном языке с родственниками, не владеющими русским языком. При этом обязанность по обеспечению переводчика должна быть исполнена следственным изолятором, в том числе посредством его привлечения через специализированные организации», – констатировали служители Фемиды, признавая отказ администрации СИЗО в предоставлении разговора незаконным.

Справка

По данным Всероссийской переписи населения, русским языком владеет 99,4 процента опрошенных. 3,1 процента признались, что владеют татарским, один процент – чеченским, по 0,8 процента – башкирским и чувашским.

По данным портала «Судебная статистика РФ», в 2020 году за счет федерального бюджета привлекалось 19,2 тысячи переводчиков, участвующих в уголовном судопроизводстве. При рассмотрении административных правонарушений переводчиков задействовали почти три тысячи раз (0,04 процента от общего количества дел), гражданских и административных – 877 раз (0,07 процента от рассмотренных в заседаниях споров).

В Республике Башкортостан переводчики привлекались 111 раз, но только в 11 делах – для перевода на башкирский и в 20 – на татарский языки (в остальных – на иностранные, в том числе узбекский, таджикский и другие).

Мнения

 

Инна Васильева, частнопрактикующий юрист, Красноярск

Конституция России предоставляет каждому право пользоваться родным языком, а также на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества. Но это право не возлагает встречных обязанностей у окружающих знать и пользоваться этим языком. То есть желающий говорить, скажем, на татарском, не вправе требовать вести на нем диалог от должностных лиц государственных органов, работников торговли, банков или иной сферы потребительского рынка. Иначе соблюдение конституционного права на выбор языка общения приведет любое общество к вавилонскому столпотворению.

Теоретически ведение судопроизводства допускается на национальном языке республики. Но на практике это затруднено. Так, в Дагестане статус государственного имеют аж двенадцать языков. И вот представьте, что каждый из, допустим, трех участников гражданско-правового спора захочет, чтобы дело слушалось на его родном языке (скажем, аварском, лезгинском и ногайском). Какой из языков должен выбрать суд? При том, что судья не обязан знать все языки, далеко не всегда есть возможность обеспечить точный перевод юридических понятий и так далее. Кроме того, в перспективе дело может дойти до кассационной инстанции и Верховного суда России, делопроизводство в которых ведется исключительно на русском.

Поэтому закон предусматривает обязанность предоставить переводчика не любому, кто хочет говорить на некоем языке, а только тому, кто не владеет языком судопроизводства. Почти во всех случаях это русский. Его знает 99,4 процента граждан России. Кроме того, экзамен на владение русским языком должны сдать все иностранцы, получающие патент, разрешение на работу, временное проживание или вид на жительство. Поэтому суды, по моему мнению, вправе презюмировать, что все такие лица знают русский язык.

Увы, бывают ситуации, когда политический активист свободно ведет агитацию, пишет статьи и ведет страницу в социальной сети на русском, а потом вдруг не может прочесть составленный на нем протокол. Согласитесь, что такое заявление выглядит, мягко говоря, странным. А точнее – является примером злоупотребления правом. Рассматривая ходатайство о предоставлении переводчика, суд должен убедиться, что участник действительно не владеет русским языком в достаточной степени.

Очир Зулаев, юрист Центра защиты прав граждан, Элиста

Насколько я знаю, за последнее десятилетие не было ни одного случая судопроизводства на калмыцком языке. Практически все население Калмыкии владеет русским. Исключение, возможно, составляет очень старое поколение. Полагаю, что последний случай слушания дела на калмыцком языке имел место в советское время, примерно в 70-х годах. Калмыцкий язык, по мнению специалистов, является умирающим.

Конституция России гарантирует право каждому говорить на своем родном языке. Поэтому право на переводчика не зависит от владения участника русским языком, на котором ведется судопроизводство. Очевидно, что большинство судей воспринимают такие ходатайства россиян негативно – вызов переводчика приводит к затягиванию дела и другим хлопотам.

Роман Шпак, Коллегия адвокатов Чувашской Республики «Иванов, Ильин и партнеры»

Конституция России, определяя русский язык в качестве государственного на всей территории страны, гарантирует равенство всех перед законом и судом, в том числе независимо от национальности, языка и места жительства. А также право каждого на пользование родным языком, на свободный выбор языка общения, воспитания, обучения и творчества.

В российских судах такие права в целом соблюдаются. В начале заседания суд должен удостовериться, что уровень владения участника языком производства со всей очевидностью является достаточным для реализации им его прав и обязанностей. Если сторона отрицает владение русским языком, она должна представить соответствующие доказательства.

В зависимости от конкретных обстоятельств, суды определяют, нарушено ли право давать показания на родном языке. По моему мнению, если у доверителя возникают трудности с русским языком, то лучше ходатайствовать об этом заблаговременно. Впоследствии или при рассмотрении апелляционной жалобы доводы о нарушении права на пользование языком, скорее всего, будут отклонены.