08.03.2017
Обвиняемые в совершении преступления могут лишаться имущества, даже если они не признаны виновными. К такому выводу пришел Конституционный суд России. При этом подсудимые вправе требовать рассмотрения уголовного дела и вынесения непредсказуемого приговора.
08.03.2017. АПИ — Конфликт разгорелся вокруг картины Карла Брюллова «Христос во гробе». В 2003 году ее собственник – проживающий в Германии российский коллекционер Александр Певзнер – договорился с Государственным русским музеем об экспертизе полотна с возможностью последующей его продажи. Но ввезти картину в Россию ее владелец решил контрабандой: по версии следствия, Александр Певзнер договорился с сотрудниками таможенного поста «Светогорск», которые за вознаграждение проставили в подложной декларации соответствующие отметки.
По факту контрабанды было возбуждено уголовное дело, но его рассмотрение оказалось невозможным из-за уклонения самого подследственного коллекционера. В итоге в 2013 году суд прекратил дело за истечением срока давности привлечения к ответственности. Однако это не помешало суду принять решение о конфискации картины, признанной вещественным доказательством и орудием преступления. Действующий Уголовно-процессуальный кодекс РФ (УПК) допускает изъятие такого имущества даже у граждан, не признанных преступниками.
В результате полотно, оцененное в 9,4 млн рублей, де-факто бесплатно перешло во владение Государственного русского музея. Законный собственник расценил такое решение как по существу легализованный «захват». Гражданский кодекс РФ предусматривает конфискацию – безвозмездное изъятие имущества – только по решению суда и только как наказание за совершение преступления или иное правонарушение.
В поданной в Конституционный суд России жалобе Александр Певзнер указывал на нарушение гарантированного основным законом страны принципа презумпции невиновности. Ведь приговор, подтверждающий совершение им преступления, никогда не выносился, таким образом, виновным он не признан. По мнению адвоката коллекционера Максима Крупского, конфискация в любом случае является по существу дополнительным наказанием. Причем нередко более суровым, чем установленный уголовным законом штраф за преступление: «Подсудимый теряет не только денежный эквивалент, а имущество, имеющее для него в том числе нематериальную ценность. По существу, норма УПК предписывает применять карательную меру в виде конфискации в случаях, когда вина не установлена, есть только предположительное совершение преступления. Говорить о конфискации как о компенсационной мере также не приходится, так как ущерб не установлен», – убежден адвокат.
Споры о статусе граждан, освобожденных от уголовного преследования по так называемым нереабилитирующим обстоятельствам (по истечению срока давности, в связи с примирением с потерпевшим, амнистией, деятельным раскаянием и иным), ведутся уже много лет. С одной стороны, в таких ситуациях суд действительно не выносит приговора, а в ряде случаев решение о прекращении уголовного дела принимают следственные органы. То есть гражданин не признается виновным. С другой – такое решение выносится только с активного согласия подследственного или подсудимого и не является основанием для реабилитации. То есть обвиняемый де-факто опосредованно признает себя виновным. В противном случае он вправе требовать разбирательства дела по существу и надеяться на объективный приговор – признание себя невиновным.
Поэтому в ходе слушания в Конституционном суде России Максим Крупский оказался в одиночестве – представители всех государственных органов и даже правозащитники считали конфискацию орудий преступлений у не признанных виновными обвиняемых легитимной мерой. По мнению представителя Президента России Михаила Кротова, факт совершения Александром Певзнером преступления был установлен в ходе предварительного расследования и самим коллекционером не отрицался. Татьяна Васильева из Генеральной прокуратуры России утверждала, что прекращение уголовного дела за истечением срока давности не является подтверждением непричастности гражданина к совершенному преступлению и не презюмирует его невиновность.
Также юристы государственных органов указывали на международные стандарты конфискации. Так, специальная Страсбургская конвенция допускает безвозмездное изъятие любого имущества, использованного или предназначенного для совершения преступления, причем не только в качестве наказания. Такие же меры установлены Конвенцией ООН против транснациональной организованной преступности. Практика Верховного суда России свидетельствует, что орудиями преступления считаются любые использованные для его совершения предметы, независимо от их назначения, а порой даже и принадлежности.
Негативное для заявителя заключение подготовили и члены Совета при Президенте России по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) Наталия Евдокимова, Сергей Пашин и Илья Шаблинский. Они напомнили, что постановление о прекращении уголовного дела по своему содержанию и правовым последствиям не может рассматриваться в качестве акта, которым устанавливается виновность. Однако «конфискация имущества, которое участвовало в данном преступлении, – это не наказание. Нежелание обвиняемого оспаривать законность и обоснованность уголовного преследования является его осознанным выбором, который предполагает принятие установленных законом процессуальных и других последствий такой позиции. Таким образом, несоответствия нормы УПК положениям Конституции России не усматривается», – заявила Наталия Евдокимова.
Вместе с тем правозащитники и даже Михаил Кротов полагают, что в российском законодательстве не закреплено единого понятия «орудие преступления». Поэтому в этом смысле норма УПК остается неопределенной: «Такое истолкование крайне необходимо для точной дифференциации орудия преступления, иных вещественных доказательств и предмета контрабанды», – отмечается в заключении СПЧ.
Особое мнение по делу Александра Певзнера высказал член Совета Юрий Костанов.
Конституционный суд России констатировал, что конфискация орудия преступления представляет собой публично-правовую санкцию и соотносимо с дополнительным наказанием. Решение о прекращении уголовного дела не подменяет собой приговор и не устанавливает вину подсудимого. Кроме того, после завершения уголовного дела вещественные доказательства утрачивают процессуальное качество. Исключение составляют только товары, свободный оборот которых запрещен (например, наркотики, оружие и тому подобное).
В то же время конфискация может применяться в том числе при освобождении от наказания, и отсутствие приговора в таком случае не нарушает принцип презумпции невиновности. Ведь по существу, соглашаясь на прекращение уголовного дела, обвиняемый соглашается и на прекращение права собственности на принадлежащее ему орудие преступления или иные средства его совершения. «Поэтому в целях соблюдения принципов состязательности и равноправия сторон суд должен заранее разъяснить подсудимому, что следствием прекращения дела станет изъятие его имущества, признанного вещественным доказательством. Если такого согласия не получено, то рассмотрение продолжается в обычном порядке, который может завершиться, в числе прочего, и вынесением обвинительного приговора с освобождением осужденного от наказания», – заключил суд.
Несмотря на отрицательное решение, у Александра Певзнера появился шанс вернуть изъятое почти четырнадцать лет назад полотно. Ведь в июне 2014 года Ленинградский областной суд принял решение вернуть картину ее законному владельцу, но спустя почти два года прокуратуре удалось добиться пересмотра вопроса в Верховном суде России. Тогда как ухудшающие положение подсудимых постановления могут приниматься только в течение года. Поэтому дело Александра Певзнера подлежит пересмотру.
Другое решение по проблеме применения презумпции невиновности Конституционный суд России вынес в отношении заподозренных в совершении противоправных поступков военнослужащих. Действующий федеральный закон запрещает заключение или пролонгацию контракта с гражданами, в отношении которых ведется дознание либо предварительное следствие.
Жалобу в высшую инстанцию подал офицер Тихоокеанского флота Александр Панов. Еще в 2014 году против него было возбуждено уголовное дело по признакам присвоения или растраты. На этом основании подозреваемый был освобожден от занимаемой должности, а позже командование отказалось от продления контракта на очередной период. В результате так и не признанного виновным и прослужившего почти 18 лет офицера уволили.
Конституционный суд России не усмотрел в этом нарушения презумпции невиновности. «Предъявление особых требований к лицам, желающим заключить контракт о прохождении военной службы, обусловлено спецификой данного вида государственной службы, направлено на формирование воинских подразделений лицами, способными выполнять воинский долг. Он обязывает военнослужащих, в частности, быть верными Военной присяге, беззаветно служить своему народу, мужественно и умело защищать свое Отечество, строго соблюдать Конституцию и законы России, требования общевоинских уставов, беспрекословно выполнять приказы командиров, совершенствовать воинское мастерство», – констатировал суд.
Также служители Фемиды напомнили, что в период нахождения в распоряжении командира таким военнослужащим выплачиваются оклады и надбавки, а после завершения уголовного преследования при отсутствии препятствующих заключению нового контракта обстоятельств бывшие подследственные вправе продолжить военную службу.
Александр Бойцов, судья Конституционного суда России
Обвиняемых и подсудимых никто не лишает права выбора. Они могут согласиться с прекращением уголовного дела по нереабилитирующим обстоятельствам с последующим лишением права собственности на соответствующие объекты. Но вправе и добиваться продолжения разбирательства и своего оправдания в рамках состязательного процесса. В этом случае гражданина ждут не потери, а приобретения в виде возмещения вреда в процессе реабилитации. Причем независимо от результата наказания он не получит.
Кроме того, в случае прекращения уголовного дела по нереабилитирующим обстоятельствам изъятие собственности в значительной степени утрачивает признаки конфискации. Речь идет об отсутствии возражений гражданина при условии предварительного уведомления. Если собственник соглашается, где тут конфискация? Так же как пациент дает добровольное согласие на медицинское вмешательство – можно ли говорить о, например, принудительном удалении зуба и навязывании, возможно, дорогостоящего импланта? Понятно, что добровольность тут условна, но как минимум будучи проинформированным, гражданин осознанно принимает решение. Такая осознанность не позволяет говорить о принудительности. Это, скажем так, соглашение особого рода.
Юрий Костанов, председатель президиума Московской коллегии адвокатов «Адвокатское партнерство»
По моему мнению, признание картины орудием преступления, если она не была заключена в дубовую раму и ею не был нанесен удар кому-либо по голове, невозможно. Если речь идет о контрабандном перемещении, то предмет контрабанды как вещественный элемент объекта преступления нельзя смешивать с понятием орудия преступления. Иначе орудием преступления надо признавать бумажник, вытащенный вором, или не только нож в руках убийцы, но и тело убитого им человека, но абсурдность такого подхода совершенно очевидна.
Еще хуже дело обстоит с возможностью приравнивания к обвинительному приговору постановления о прекращении дела по нереабилитирующим основаниям и применение вследствие этого в отношении обвиняемого процессуальных мер, ограничивающих и ущемляющих его права, – в том числе конфискации имущества, когда это происходит в отношении лица, не признанного виновным по приговору суда. Если нет преступления, не должно быть и наказания.
Обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. В противном случае прекращение уголовного дела в связи с истечением срока давности и даже постановление следователя о предъявлении обвинения приравнивается к обвинительному приговору. Это очень опасный путь, на котором недалеко вернуться к практике 30-х – 40-х годов прошлого века, когда для принятия мер в отношении невиновных людей было достаточно постановления оперуполномоченного или следователя НКВД.
Сергей Бородин, советник Федеральной палаты адвокатов
Право отказаться от имущества, признанного орудием преступления, по мнению Конституционного суда России, принадлежит обвиняемому. Однако у имущества могут быть и другие собственники, не являющиеся подозреваемыми или обвиняемыми по уголовному делу. Как быть в этом случае, не указывается. Например, если до принятия итогового процессуального решения по уголовному делу будет установлено, что имеется вступивший в силу судебный акт о признании имущества совместно нажитым или права собственности на половину нажитого, то допустимо ли прекращение уголовного дела? Вероятно, в таких случаях необходимо производить выдел доли имущества лица, привлекаемого к уголовной ответственности и прекращать право собственности в отношении только этой доли.