22.11.2021
Исправительные учреждения продолжают цензурировать переписку осужденных с адвокатами. Из-за отсутствия порядка идентификации адресатов и отправителей суды чаще всего признают такие действия законными. Неопределенной остается и практика предоставления осужденным конфиденциальных свиданий с защитниками.
22.11.2021. АПИ — Действующий Уголовно-исполнительный кодекс РФ предусматривает контроль переписки заключенных. Вместе с тем отправляемые и получаемые письма адвокатов или иных оказывающих юридическую помощь на законных основаниях лиц цензуре не подлежат. Специальным иммунитетом защищена и корреспонденция, адресованная в органы власти, суды, прокуратуру, омбудсменам, в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека и так далее.
Практика свидетельствует, что пенитенциарные учреждения нередко игнорируют эти ограничения и цензурируют переписку с защитниками. Так, администрация расположенной в Норильске исправительной колонии № 15 строгого режима вскрыла письмо, адресованное отбывающим наказание Константином Мищенко своему адвокату Олегу Ковалеву. По утверждению самого осужденного, по негласному указанию начальника колонии Дмитрия Лапшина ему было также «запрещено отправлять любую корреспонденцию в закрытых конвертах или содержащую какие-либо жалобы, способные навредить имиджу учреждения и его сотрудникам».
В свою очередь, по словам представителей Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), спорные письма были адресованы не конкретно адвокату Ковалеву, а в Коллегию адвокатов. Кроме того, на момент вскрытия корреспонденции у администрации исправительного учреждения отсутствовала копия соглашения об оказании юридической помощи, подтверждающего полномочия защитника. «До написания и приобщения заявления Мищенко К.В. о наличии соглашения с адвокатом действия административного ответчика в части осуществления цензуры переписки являются законным», – заявила старший юрисконсульт колонии Мария Соколова.
Служители Фемиды не усмотрели нарушений прав осужденного на конфиденциальную переписку с защитником. Письма он направлял в Коллегию адвокатов Норильска на имя адвоката Ковалева. Но сам заключенный не предоставил подтверждений, что этот адвокат является его защитником по назначению, соглашению или доверенности. Поэтому почтовая корреспонденция была подвергнута цензуре. Тогда как после заключения соглашения и представления его копии администрации исправительного учреждения адресованная защитнику корреспонденция отправлялась в закрытых конвертах. Вышестоящие инстанции поддержали эти выводы. «Сам по себе факт указания в качестве адресата Коллегии адвокатов г. Норильска не свидетельствует о распространении на почтовое отправление иммунитета от досмотра. Осуществление цензуры почтовой корреспонденции производилось правомерно ввиду того, что сведений о заключении Мищенко К.В. соглашения с адвокатом Ковалевым О.И. на оказание правовой помощи сотрудникам колонии представлено не было», – заключил Красноярский краевой суд. Не усмотрела оснований для изменения решения и кассационная коллегия.
Администрация исправительной колонии № 6 Хабаровской области (особого режима для отбывающих пожизненное заключение, именуемая «Снежинкой») отказала осужденному Арби Дандаеву в отправке закрытого конверта в адрес Центра содействия международной защиты. «В материалах личного дела не содержится сведений о соглашении на представление интересов осужденного адвокатом Валентиной Бокарёвой. То есть по действующему законодательству нет оснований полагать, что данное лицо является защитником или иным лицом, оказывающим юридическую помощь на законных основаниях», – констатировал суд, отклоняя жалобу заключенного. При том, что Валентина Бокарёва является членом Московской городской коллегии адвокатов, а межрегиональная общественная правозащитная организация «Центр содействия международной защиты» не имеет статуса адвокатского образования.
Такое же решение было принято по жалобе Юрия Рыбакина. Служители Фемиды установили, что он не представил администрации сведений, что адвокат Ирина Кривоколеско является его защитником. «Оспариваемые действия сотрудников исправительного учреждения по вскрытию конверта и подвергавшейся цензуре почтовой корреспонденции являются законными, прав, свобод и законных интересов административного истца не нарушают», – заключил Красноярский краевой суд.
Зачастую чиновники ФСИН ссылаются на получение «достоверных данных» о наличии в переписке с адвокатами «сведений, направленных на инициирование, планирование или организацию преступления либо вовлечение в его совершение других лиц». Уголовно-исполнительный кодекс РФ допускает в таком случае вскрытие корреспонденции по мотивированному постановлению начальника исправительного учреждения или его заместителя.
Такие меры, в частности, администрация Следственного изолятора № 1 Сахалинской области применила в отношении содержащегося под стражей Михаила Феденко. Однако доказать наличие легитимных оснований представители СИЗО не смогли. «В своем объяснении инспектор негативного отдела не отрицает проведения проверки, цензуры этой переписки. То есть почтовые отправления (письма) Феденко М.Л., адресованные адвокату, необоснованно подвергались проверке, цензуре», – заключил Сахалинский областной суд, подтверждая факт нарушения прав обвиняемого и взыскивая в его пользу компенсацию причиненного морального вреда в размере 20 тысяч рублей. Такое решение поддержал в том числе Верховный суд России.
С другой стороны, некоторые заключенные выдают за защитников близких родственников. Так, находящийся в Следственном изоляторе № 1 Томской области Андрей Катков настаивал на безцензурной переписке со своей супругой, которая ранее представляла его интересы в гражданском деле. Отклоняя эти требования, служители Фемиды указали на отсутствие у жены обвиняемого юридического образования и возможности оказания гарантированной Конституцией России квалифицированной юридической помощи. «Нормы международного права, как и положения действующего российского законодательства, гарантируют осужденным получение именно квалифицированной юридической помощи, с предоставлением которой связан ряд иных гарантий», – отмечается в решении суда.
Законными признали и действия администрации исправительной колонии № 29 Республики Хакасии. Во время длительного свидания с сыном заключенная Ульяна Данзырын передала ему адресованное адвокату письмо – жалобу в суд на действия пенитенциарного учреждения. Оно было изъято охраной, а сама нарушившая правила содержания заключенная была отправлена в штрафной изолятор. «Право осужденного на переписку с защитником и направление обращений в суд без цензуры не означает, что реализация такого права может осуществляться помимо администрации учреждения. Непосредственная и самостоятельная передача третьим лицам любой корреспонденции запрещается», – констатировал суд.
Также действующий Уголовно-исполнительный кодекс РФ гарантирует заключенным право на встречи с адвокатами или иными имеющими право на оказание юридической помощи. Такие свидания проводятся наедине вне пределов слышимости третьих лиц («вертухаев») и без применения технических средств прослушивания. Такие же права предоставляются находящимся под стражей обвиняемым.
Судебная практика свидетельствует, что эти требования очень часто нарушаются. Например, администрация таганрогского СИЗО не пустила к находящемуся под стражей Эдуарду Перекрестову его бывшую жену – Ольгу Перекрестову. Тогда как она выступала в качестве защитника при рассмотрении уголовного дела экс-супруга в двух инстанциях и упоминалась в таком статусе в приговорах. Признавая действия руководителя следственного изолятора незаконными, служители Фемиды пришли к выводу, что процессуальный статус Ольги Перекрестовой был определен судом и не требовал иного подтверждения. «Лицу, допущенному судом к участию в уголовном деле в качестве защитника, выступающего наряду с адвокатом, не может быть отказано в предоставлении свидания с осужденным, если такое свидание обусловлено необходимостью оказания юридической помощи», – заключил Верховный суд России, подтверждая нарушение прав Эдуарда Перекрестова.
Незаконным высшая инстанция признала и отказ хабаровской колонии № 6 («Снежинки») в предоставлении встречи заключенному Андрею Ресину с общественными защитниками Еленой Мандрицкой и Татьяной Есиной, представлявшими его интересы в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ) на основании доверенностей. Суд констатировал, что такие представители могут не иметь высшего юридического образования. А поскольку порядок предоставления свиданий для подготовки жалоб в Страсбург российским законодательством не урегулирован, Верховный суд России применил к спорному вопросу непосредственно регламент ЕСПЧ.
Иное решение было принято по иску директора ассоциации «Содействие в правовой защите населения «Правовая основа» Алексея Соколова против исправительной колонии № 19 Свердловской области. Истец не представил ни подтверждений наличия у него юридического образования, ни волеизъявления самих осужденных – обращений их в ассоциацию с просьбой об оказании юридической помощи. «Указанные обстоятельства не позволяли расценить испрашиваемое свидание как свидание именно для получения юридической помощи осужденным, на которое последние выразили свою волю», – отмечается в определении кассационной инстанции.
В условиях пандемии в качестве повода для отказа в предоставлении встречи с адвокатом служащие ФСИН стали использовать санитарные ограничения и состояние здоровья осужденных. Многочисленные иски против владимирской тюрьмы № 2 вынуждена была подать адвокат Юлия Чванова, защищающая осужденного Евгения Петерса. Так, намеченное на 7 июля прошлого года свидание не состоялось якобы из-за повышенной температуры тела самого адвоката, хотя входной контроль зафиксировал почти идеальный показатель – 36,5 градуса. «Администрацией исправительного учреждения не представлено достаточных доказательств, подтверждающих, что свидание с осужденным адвокату не было предоставлено по причине наличия у последнего повышенной температуры тела», – заключил Владимирский областной суд.
Подготовленные Министерством юстиции РФ поправки в Уголовно-исполнительный кодекс РФ по существу делегируют чиновникам ФСИН полномочия ограничивать права заключенных. В случае введения в районе расположения исправительного учреждения чрезвычайного или военного положения осужденные могут лишаться почти всех законных прав, включая свидания и получение корреспонденции. Любые встречи, в том числе с адвокатами, могут быть отменены и при объявлении режима повышенной готовности, чрезвычайной ситуации или ограничительных мероприятий (карантина). Учитывая, что Роспотребнадзор уже продлил действие санитарно-эпидемиологических правил профилактики коронавируса до 2024 года, предложенные юридическим ведомством поправки могут надолго лишить осужденных возможности встречаться с защитниками. Результаты завершившегося 8 ноября общественного обсуждения законопроекта пока не опубликованы, но негативно его оценили более 7,2 тысячи участников, положительно – только шесть.
По данным Федеральной службы исполнения наказаний, в исправительных колониях и тюрьмах отбывает наказание 332,5 тысячи осужденных, в колониях-поселениях – 28,4 тысячи человек. В следственных изоляторах содержится более 109 тысяч человек.
Евгений Рубинштейн, советник Федеральной палаты адвокатов
Конституция России и вытекающие из нее правовые постулаты основываются на концепции добропорядочности. Поэтому в отсутствие обоснованных сомнений следует презюмировать, что получатель или отправитель корреспонденции указан верно, и, соответственно, принимать решение о цензуре в соответствии с их статусом.
С другой стороны, запрет цензурирования переписки с защитником не носит абсолютный характер. В целях выявления фактов недостоверного указания адресата или получателя ФСИН вправе проводить гласные или негласные оперативно-розыскные мероприятия. Например, оперативные сотрудники могут обратиться к адресату с просьбой подтвердить факт такого почтового отправления, сопоставить с имеющимися в личном деле осужденного данными о его адвокате (фамилии и адресе). Также оперативники вправе посмотреть на сайтах адвокатских палат или региональных управлений юстиции сведения о существовании адвоката, его регистрационном номере и адресе адвокатского образования. Аналогично сопоставляются почтовые штемпели и реквизиты государственных органов.
В целом – способов выявления подлога в адресате или получателе почтовой корреспонденции много, и они все известны. Другой вопрос, что в закрытой системе ФСИН проще подвергнуть цензурированию переписку, чем основываться на презумпции добросовестности и опровергать ее.
Александр Мелешко, председатель Комиссии по правам человека Совета Адвокатской палаты Санкт-Петербурга
Сведения об адвокатских образованиях, в том числе их адресах, – открытая информация. Если у администрации исправительного учреждения возникают сомнения, что письмо направлено не адвокату, имеется возможность перепроверить адрес получателя. Равно как ничто не мешает заподозрившим неладное сотрудникам администрации справиться о факте направления письма в адвокатском образовании, указанном в качестве отправителя.
Оказание помощи на законных основаниях предполагает непротивоправный (законный) характер этой помощи. Действительно, встречаются случаи, когда этот термин понимается ограничительно и сотрудники исправительных учреждений требуют представления соглашений с адвокатами или иных подтверждений. Такое требование неправомерно. Сам факт письменного обращения осужденного к адвокату, например, для заключения соглашения, является охраняемой законом адвокатской тайной и исключает возможность цензуры соответствующего обращения. Причем даже когда соглашение в итоге не было заключено.
Единственное установленное в законе исключение, разрешающее цензурировать переписку с адвокатом, – это наличие у администрации исправительного учреждения достоверных данных о том, что переписка связана с организацией преступления.
Александр Брестер, советник Адвокатского бюро «Хорошев и партнеры», Красноярск
При отправке осужденным корреспонденции защитнику достаточно просто указать, что письмо адресовано адвокату или представителю по доверенности. Никак подтверждать это не требуется.
Цензура такой переписки допускается только по постановлению руководства исправительного учреждения, которое должно содержать фактическое обоснование – основания полагать, что присутствует злоупотребление или обман.